Замполит не призвание, это диагноз. Обратный отсчёт. гл. V

Вот и в этот раз подводная лодка Б-74 («Йошкар-олинский комсомолец») под командованием капитана 3 ранга Сазанского встретилась в точке рандеву с только что подремонтированной «единичкой» Б-444.

Рядом как всегда крутился американский корвет, который сопровождал вышедший из Тартуса подводный корабль в точку погружения, а потом передавал контакт противолодочным самолетам «Орион» или другим «шаркхантерам» - охотникам на «советских акул». Оторваться от слежения было не просто. Лодки сошлись почти борт о борт - на голосовую связь - и легли в дрейф. Командир «сорок четверки» попросил Сазанского повременить с заходом в порт и отвлечь корвет на себя, так как его лодку не успели довести до кондиции, надо было отладить систему всплытия-погружения. Старший военно-морской начальник в Тартусе капитан 1 ранга Иванников подтвердил просьбу командира Б-444 по УКВ:

Петрович, уведи от «единички» вертухая буки-буки и дай ей исполнить «грунт».

Вся эта абракадабра была предельно понятна Сазанскому и почти не понятна американским радиоразведчикам. Если перевести ее на строгий военно-морской язык, то это звучало бы примерно так: «Командиру подводной лодки «Йошкар-олинский комсомолец» капитану 3 ранга Евгению Петровичу Сазанскому как можно быстрее увести от подводной лодки Б-444 корвет-конвоир и дать ей возможность скрытно погрузиться».

Наши командиры в радиообмене нарочно использовали жаргон, чтобы сбить с толку подслушивающих их американцев. Классический пример:

- «Где бревно?

Хер его знает, говорят, на спутнике макаку чешет».

Пока радиоперехватчики чесали темечко - что бы все это значило, оба переговорщика прекрасно понимали, о чем идет речь: «Где капитан 2 ранга Деревянко?» «Не знаю, говорят, что работает по закрытому каналу связи и отслеживает американские испытания прототипа торпеды Мк-48».

Или вот еще образчик «закрытой связи»:

«Серега, проверь: Димка передал, что канадчик в твоем тазу залу.у полощет»

Перевод:

Сергей, Дмитрий доложил, что в вашем секторе канадский противолодочный вертолет ведет акустическое зондирование». То есть опускает на тросе в воду капсулу ОГАС - гидроакустической станции.
Короче, Сазанский просьбу коллеги понял и принял. Оставалось только одно - придумать, как увести за собой корвет-конвоир. И Сазанский придумал…

Американский корвет аж накренился на левый борт, обращенный к «Йошкар-олинскому комсомольцу», когда на кормовую надстройку подводной лодки вышла рослая грудастая деваха в белой мини-юбке. Через плечо у нее была перекинута толстая коса, прихваченная за спиной поперечной лямкой ярко-синего бюстгалтера.

Деваха выплеснула что-то из ведра за борт, перевернула его кверху дном, уселась на него и с большим энтузиазмом стала брить ноги, а затем и руки. Американцы смотрели на нее во все глаза и во все бинокли. И не только потому, что для них было открытием: на русских подводных лодках служат женщины, но еще и потому, что бесстыжая гёрл, проводя депиляцию, все выше и выше, подвертывала свою и без того не слишком длинную юбку.

Потом к девахе подошел матрос и поставил перед ней дымящий кальян! Дива покончила с бритьем, взяла в рот мундштук, пустила облако дыма и только тут заметила американских зрителей. Ее фотографировали! Девица послала фотографам воздушный поцелуй, чем привела в восторг своих непрошеных зрителей.

Тем временем «Йошкар-олинский комсомолец» дал малый ход и пошел на юг. А корвет - вслед за странной подводной лодкой. Разумеется, наблюдать за ней было намного интереснее, чем за Б-444, лениво лежавшей в дрейфе. Тем более, что на кормовую надстройку «Йошкар-олы» выбрался матрос с балалайкой и, присев рядом с дамой, ударил по струнам:

Светит месяц, светит ясный!

На вызов американцы ответили адекватно: на палубе корвета появился матрос с банджо и исполнил что-то ковбойское. Тогда из ограждения рубки вылез мичман-баянист и развернул меха во всю ширь: «Раскинулось море широко…»

И волны бушуют вдали! - Подхватила почему-то басом девица. - Товарищ, мы едем далеко, подальше от этой земли!

С корвета раздались аплодисменты. На шкафуте появился афроамериканец с саксофоном и затянул знаменитый «Караван» Дюка Эллингтона.

Тогда баянист грянул «Яблочко» да так рьяно и залихватски, что не выдержал и сам командир: как был в голубых разовых трусах и тропической пилотке с козырьком, так и пустился в пляс. И девица его поддержала - поддернула юбку и пошла вприсядку!

Ну, откуда американцам было знать, что пару Сазанскому составил старшина команды торпедистов Юра Шило, назначенный старпомом по случаю недавнего Нового года Снегурочкой в пару к боцману Деду Морозу? А наряд ей шили из камбузного одеяния коков. А косу сплели из размочаленного джутового троса. Теперь все это пошло в ход по новой в связи с поставленной задачей отвлечь конвоира. А тот и рад был отвлекаться!

Рутина боевого патрулирования сменилась неожиданным концертом в открытом море. Удивительное дело: на подводной лодке и на корвете на время забыли, что они «вероятные противники» и поражали друг друга не огнем бомбометов и торпедных аппаратов, а коленцами самодеятельных артистов, игрой на банджо и балалайке.

Поставленную задачу капитан 3 ранга Сазанский выполнил: увел корвет подальше от Б-444 и дал товарищам по эскадре скрытно уйти под воду. После чего лег на курс в Тартус.

В Тартусе привели в порядок механизмы и нервные системы. Сходили в город, попили арабского пива, закупили «колониальные товары». Шесть офицеров и три мичмана обзавелись латунными кальянами. Помощник командира купил для своей жены роскошный парик с золотистыми локонами. А Сазанский…

А Сазанский за время стоянки у борта плавбазы соорудил вместе со старшиной команды мотористов макет ракеты класса «корабль-воздух». На что ушло восемь пустых банок из-под пайковой тараньки. Коническая боеголовка была выкрашена в устрашающе красный цвет, стабилизаторы, покрытые кузбасс-лаком, угрожающе чернели. По золотистым бокам черной же краской была выведена маркировка: «СРС -174», что означало «Самонаводящаяся ракета Сазанского плюс бортовой номер ПЛ».

Ракета очень легко насаживалась с помощью резинового колпачка на головку зенитного перископа и вращалась вместе с ним. А чтобы она могла выискивать цель в вертикальной плоскости, для этого к ее «боеголовке» был подвязан тонкий штертик типа шпагат.

Ракета блестяще прошла «натурные» испытания, когда Тартус облетал израильский самолет-разведчик. Сазанский сам наводил ракету из боевой рубки, а матрос-сигнальщик мастерски выбирал штертиком угол места. Самолет, пролетая над гаванью, побыстрее закончил осмотр акватории и скрылся в южном направлении.

Вот с таким замечательным «оружием» Б-74 покинула Тартус в положенный срок. По счастью, Сазанскому дали открытый переход в тунисский залив Хамамет, где его поджидал штаб бригады подводных лодок на борту плавбазы «Федор Видяев». Поджидал с нетерпением, поскольку «северный шиловоз», как называли в штабе Средиземноморской эскадры полярнинские лодки, еще не отдал свою дань проверочной комиссии со всеми ее многочисленными флагманскими специалистами.

Все они - и флагштурман, и флагмех, и флаг-РТС, и флаг-связист, и флагминер, и флагврач, и флагхимик, не говоря уже про комбрига и начальника политотдела, давно уже приготовили объемистые портфели и бездонные «шильницы» под корабельный спирт, тараньку, пайковое вино, твердокопченую колбасу и прочие деликатесы. Так уж повелось на оперативной эскадре и стало почти ритуалом, с помощью которого можно было повысить оценку Комиссии по меньшей на балл.

Переход из Тартуса в залив Хамамет занимал несколько суток, и каждый день над одиночной подводной лодкой кружили американские патрульные самолеты «Орионы». Вой их моторов раздражал, как зуденье больших тундровых комаров. Но первый же «Орион», который стал облетать «Йошкар-олинский комсомолец», едва он вошел в нейтральные воды, был встречен наведенной на него ракетой. Красное жальце ракеты следило за самолетом в режиме АСЦ - автоматического сопровождения цели.

Летчики прекрасно знали, что на дизельных подводных лодках не было никаких средств ПВО. А тут - сюрприз! От испуга ли, от удивления «Орион» сбросил два РГБ - радиогидроакустических буя и улетел в сторону своей базы. Буи тут же выловили, отыграв учение «человек за бортом».

Их длинные цилиндрические тела были начинены следящей, звукозаписывающей и радиопередающей электроникой, которая высоко котировалась среди корабельных умельцев. Они делали из «трофейных» плат и транзисторов великолепные цветомузыкальные приставки к магнитофонам.

Поэтому один буй оставили для передачи в разведку, а второй быстро растребушили на проводки и детальки. «Напуганный» «Орион» вернулся с еще одним крылатым собратом. Оба облетели подводную лодку по несколько раз, ведя бешеную фотосъемку.

Они выставили отсекающий барьер из шести буев, и скрылись в небесной мгле. На «Йошкар-оле» сыграли тревогу «Человек за бортом» и вытащили с помощью лассо всех шестерых «человеков» на радость мастерам электронных дел.

Видимо, доклады о необычной советской подводной лодки пошли по системе оповещения всех флотов НАТО, потому что через два часа полюбоваться на новейшую ракету СРС-174 прилетел английский противолодочный самолет «Нимрод» серьезная машина с массивным форкилем и мощными обтекателями поисковых аннтен. За ним пожаловал его соотечественник британский противолодочный самолет «Шеклтон».

Лодочный разведчик мичман Атоманюк сбился с ног, фотографируя воздушный парад противолодочных самолетов. Он был в полном восторге, когда над кораблем стал виражировать новейший итальянский «охотник за акулами» - «Пьядже-Аванти». Итальянца сменил французский немного устаревший, но все еще опасный для подводников «Атлантик». Затем, видимо с Сицилии, прилетел американский противолодочный самолет «Посейдон» с торчащим из-под хвоста блестящим штырем магнитометра.

Все флаги в гости будут к нам! - Радостно продекламировал капитан 3 ранга Сазанский, весьма довольный тем, что его ракета взорвала воздушную морскую разведку НАТО. Он приказал снять ракету с перископа и спрятать в ограждении рубки.

К вечеру прилетел «Орион»-первооткрыватель. Не найдя ракету на штатном месте летчик разочаровано показал подводникам жестом: «Где?»

В Караганде. - Молвил Сазанский и послал ответный жест, который означал - «сбрось буи, тогда покажу!» Летчик понял сигнал правильно и по курсу подводной лодки упали два буя. Ракета тут же вернулась на место и ярко засияла жестяными боками.

Ну, прямо, как щуки на блесну идут! - Удивился старпом.

Представляешь, сколько они за сегодня топлива сожгли? А это же авиационный керосин, дорогого стоит! - Потирал руки Сазанский, который в юные годы работал авиамехаником.

С остальными визитерами торг был тот же: хочешь увидеть новейшую секретную разработку советского ВПК - сбрасывай буй. А буй дорогой, каждый из них обходился американским налогоплательщикам в стоимость хорошего «форда».

На плавбазе ждали подхода подводной лодки «Йошкар-олинский комсомолец». Флагманские спецы уже толпились за спиной комбрига.

Что это у него там на перископе? - Удивленный комбриг вскинул бинокль. - О, никак ракета! Откуда? Почему не знаю? Минер - что у него там за х…ня такая?

Минер, только что выпустившийся из академии, не желая ударить в грязь лицом, важно пояснил:

Это ПЗРК «Игла» - переносной зенитный ракетный комплекс. Ракета класса «корабль-воздух», «корабль-корабль». Дальность полета…

Когда Сазанский закончил доклад о переходе, комбриг сказал ему:

Ну, хорошо, командир, покажи нам твою новую елду! Что-то мы такой никогда не видели.

Невозможно, товарищ комбриг!

Не понял?! - Обиделся комбриг, мужчина с большим апломбом и таким же животом.

По ошибке сняли третью ступень предохранения, и теперь она может стартануть в любой момент. К ней близко подходить нельзя!

Так выстрели ее на хер в море!

Она самонаводящаяся. - Сазанский выразительно посмотрел на лениво кружащий «Орион». - Долбанет нечаянно супостата, потом международный скандал выйдет.

Та-а-ак, - протянул комбриг в мрачном раздумье. - Почему не доложили о ЧП?

Не успел, товарищ комбриг! Это только что на подходе к плавбазе произошло. Хотел убрать ракету по-походному и нечаянно снял третью ступень.

А больше вы ничего не сняли?!! - Начал закипать грозный начальник. - Вы бы… Ты бы… Я бы… В общем, «два» вам по итогам проверки!

Товарищ комбриг, я сам исправлю свою ошибку! - Патетически воскликнул Сазанский. - Я ее ввел в боевой режим, я ее и выведу!

Комбриг задумался.

А старпом у тебя допущенный?

Допущенный. В случае чего он меня подменит - не сомневайтесь. - Сазанский снял часы. - А это моей жене отдайте. Скажите, чтоб не поминала лихом.

Все помрачнели и насупились. С одной стороны на их глазах совершался подвиг, а с другой - ясно было, что никаких даров с «северного шиловоза» теперь не перепадет.

Иди, отвали от борта и на бакштов становись. - Благославил героя комбриг. - У нее какой радиус поражения?

Тридцать метров.

На сорок метров. Нет, лучше на полкабельтова.

Товарищ комбриг, если она стартанет, то на наши трубы может навестись. - Вполголоса подсказал флагманский минер. - Они же горячие, а у нее инфракрасная головка наведения.

Есть! - Сазанский козырнул и вернулся на мостик своей лодки. Но вместо того, чтобы отдать швартовы, он стал снимать с перископа ракету. Все зажмурились и даже пригнулись, ожидая неминуемого взрыва. Но взрыва не последовало. Более того, Сазанский, обняв ракету, понес ее на плавбазу. Нехорошая мысль возникла в голове комбрига: «Вот, гад, решил и нас на тот свет с собой прихватить! У самоубийц такое бывает…» Но убегать от сошедшего с ума командира было постыдно и комбриг, обливаясь холодным потом, мужественно стоял в окружении таких взмокших спецов. Тем временем Сазанский поставил ракету на стабилизатор и с гордостью объявил:

Перед вами ракета СРС-174 - самонаводящаяся ракета Сазанского. Заводское название «Тарань-Сазань-1»!

Только тут до штаба стало доходить, что перед ними самоделка, собранная из жестянок из-под тараньки. Только тут… И маска ужаса и гнева на лице комбрига сама собой сменилась на гримасу робкой улыбки. Потом улыбка растянулась до ушей и… грянул хохот:

Ну, Сазан… Мать твою в лоб!... Ну, мля… Ну, ты даешь!.. Ах-ах-ха-ха-ха!!!

Пережитый стресс мгновенно переродился в гомерический гогот. Нервы разряжались, как лейденская банка. Королевский смех комбрига подхватила вся свита. Смеялись и матросы, которые и вовсе не знали в чем дело - просто потому что невольно заразились общим весельем. Смешинка попала в рот и дежурному по кораблю, который вместо того, чтобы объявить по трансляции «Команде приготовиться к обеду!» заржал в микрофон нервным козлиным смешком, и смешок этот тут же подхватили в кубриках и каютах.

Смеялись коки на камбузе, утирая слезы белыми колпаками, смеялись мотористы-маслопупы, промокая слезы ветошью. Хохотала вся плавбаза да так, что корабль слегка покачивался на якоре. Люди корчились, словно их схватили невыносимые колики. И флагврач стал опасаться, что на корабле возник прецедент массового психоза. Но он тоже смеялся, стараясь прекратить смех уже явно нездоровый. И чем больше он старался, тем сильнее задыхался от нехватки воздуха.

Не смеялся только один Сазанский, стоя в обнимку с ракетой «Тарань-Сазань - один». А иностранные летчики все кружили и кружили, едва не задевая мачты и антенны «Федора Видяева», и видимо, не могли понять, почему все люди на палубе корчатся, извиваются, приседают?

Всему приходит конец. Вот и смех, такой редкий на боевой службе, иссяк сам собой. Настало время выносить «доклады» для членов проверочной комиссии. Тем более, что флагманцы воспрянули духом и быстро нашли свои портфели.

Тогда капитан 3 ранга Сазанский взял «матюгальник» (мегафон) и направил его раструб на мостик подводной лодки:

Маша, Маруся! Выноси «доклады»!

На сходне, ведущей на шкафут плавбазы, появилась статная черноволосая мулатка, которая несла гирлянду увесистых пластиковых пакетов.

У комбрига снова отвисла челюсть:

Это что еще за бл..дь-царица?! - Ахнул он!

Товарищ комбриг, в Тартусе к нам пристала, зашхерилась в трюмах. Мы ее только на переходе обнаружили.

Почему не доложили?

Радио дал и в эскадру и в штаб бригады.

Комбриг грозно глянул на флагсвязиста. Тот пожал плечами:

Ничего не получали! Разберусь!

Но разбираться не пришлось. Комбриг вовремя заметил, что с щетинистого лица «мулатки», капает растаявший на солнце шоколад, что руки у нее белые, и что вообще, это переодетый мичман...
И он снова стал жадно хватать воздух ртом!

Са-са-са-за-за-зан… ски… Сгинь… Ух-ух-уходи… Ху-ху-ху-ху-лиган… Уводи свой плавцирк! Не будем тебя проверять, а то помрем со смеху. За-за-зачет!

Сазанский унес свою ракету на лодку. Корабельные запасы тараньки и «шила» были в значительной мере спасены, тогда как у морской авиации потенциального противника запасы топлива и гидроакустических буев были изрядно растрачены.

Примечание:
Все фамилии, за исключением Евгения Петровича Сазанского, изменены. Совпадения случайны. История доподлинная.

Николай Черкашин

Стела пяти жителям района, ставшими Героями Советского Союза тоже будет позднее
Есть железное дерево фонтан и памятник Вождю


Памятник Фёдору Алексеевичу Видяеву

Фёдор Алексеевич Видяев (1912—1943) — советский моряк-подводник времён Второй мировой войны, кавалер трёх орденов Красного Знамени и ордена Британской империи 4-й степени. Погиб в июле 1943 года при выполнении боевого задания.


Фёдор Алексеевич Видяев родился 7 ноября 1912 года в эрзянском селе Степная Шентала ныне Кошкинского района Самарской области. В 1921 году семья Видяевых переехала в Мурманскую область. В 1930 году окончил среднюю школу в городе Мурманске. Два года работал матросом на рыболовном сейнере «Севгосрыбтреста». В 1932 году по путёвке Мурманского обкома ВЛКСМ его направили в Высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе. В сентябре 1937 года Фёдор успешно сдал последний государственный экзамен. Как отличник учёбы он имел право выбора флота, тем самым получил распределение на Северном флоте.
На подводной лодке Д-2 «Народоволец» лейтенант Видяев стал командиром рулевой группы. В феврале 1938 года он принял участие в знаменитом ледовом походе подводной лодки «Д-3» для снятия с дрейфующей льдины героической четвёрки советских полярников. Осенью того же года был направлен учиться на Высшие специальные классы командного состава подводного плавания.

В октябре 1940 года Видяев был назначен помощником командира подводной лодки «Щ-421», где командиром был капитан-лейтенант Н. А. Лунин. В «финскую кампанию» она несла дозорную службу в Баренцевом море, за которую всему личному составу лодки командующий Северным флотом вице-адмирал В. П. Дрозд объявил благодарность. Помощник командира — Фёдор Видяев учил подводников и учился сам, никогда не стесняясь попросить матроса или старшину помочь ему освоить тот или иной механизм. Скромный, заботливый, требовательный, Видяев быстро завоевал уважение личного состава. В первый же день войны «Щ-421» вышла в боевой поход.
4 марта 1942 года Н. А. Лунин был назначен командиром крейсерской подводной лодки К-21; командиром «Щ-421» стал капитан-лейтенант Ф. А. Видяев. Через две недели друзья проводили Фёдора в его первый командирский поход. Вместе с Видяевым уходил в море командир дивизиона Герой Советского Союза капитан 2 ранга И. А. Колышкин.
Выйдя 19 марта из Полярного, 28 марта в районе Лаксё-фиорда обнаружили транспорт в охранении двух сторожевиков. Корабли шли противолодочным зигзагом, прижимаясь к скалистому берегу. Определив дистанцию, он лег на курс сближения, чтобы перехватить цель до входа в фиорд. Когда лодка подошла на дистанцию залпа, корабли резко повернули прямо на неё. «Щ-421» нырнула под конвой и заняла позицию для атаки с противоположного борта. В то же момент конвой резко изменил курс, выходя из угла атаки. Оставалась еще возможность перехватить корабли у входа в фиорд. И лодка пошла к предполагаемой точке встречи. Почти час шла погоня за конвоем. Наконец он повернул на вход в фиорд, и «Щ-421» пошла в атаку, закончившуюся четырёхторпедным залпом. От преследования лодка оторвалась быстро. День 4 апреля стал для подводников праздником — Военный совет флота поздравил экипаж «Щ-421» с награждением орденом Красного Знамени.
Позднее, в июне 1943 года Ф. А. Видяев был награжден третьим орденом Красного Знамени. Перед очередным выходом в море, Федор написал своей семье в Ленинград. Сообщил, что скоро приедет в отпуск. В конверт вложил фотографию. На обороте ее написал:

«Моему сыну Константину, будущему защитнику нашей дорогой Родины, от отца. Видяев. 23 июня 1943 года. Действующий флот».

Это было его последнее письмо. 1 июля Федор Алексеевич Видяев ушел в свой последний, девятнадцатый поход. 25 июля приказом наркома ВМФ «Щ-422» была преобразована в гвардейскую. Подводники радовались за друзей, ждали их к празднику, но видяевцы так и не узнали о высокой оценке Родины. На базу они не вернулись…
В городе Полярном, 6 ноября 1943 недалеко от пирса, где друзья провожали Фёдора Видяева в последний поход, отважному подводнику, на собранные североморцами средства был поставлен памятник. Автор его — флотский художник Алексей Кольцов. В апреле 1945 года жену Видяева Марину Ивановну пригласили в военкомат и от имени народного комиссара Военно-морского Флота СССР вручили ей английский орден и грамоту, которыми правительство Великобритании наградило её мужа.

28 июля 1968 года по проекту скульптора Д. М. Епифанова, как писали тогда: «в одном из заполярных гарнизонов» установлен еще один памятник Видяеву. Фёдор Алексеевич — без головного убора, в кителе с тремя орденами Красного Знамени на груди. Такой была его последняя прижизненная фотография…

В честь Ф. А. Видяева назван посёлок Видяево Мурманской области и базы подводных лодок на Северном флоте. Когда-то Северные моря бороздила плавбаза «Фёдор Видяев».

К 100-летию со дня рождения Федора Видяева, 3 ноября 2012 года в парке Победы села Кошки Самарской области открыли памятник легендарному моряку-подводнику
Памятник землякам погибшим и воевавшим на фронтах второй мировой и Великой отечественной войны

Но начальник отдела кадров меня отправил на плавучую базу подводных лодок(ПБПЛ)« Магомед Гаджиев». Это был тот самый корабль неизвестного мне назначения, который стоял у первого причала. Сейчас меня« до выяснения» сажают на него командиром моторной группы. Командиромтрюмно-котельной группы уже назначен мой одноклассник. Кого из нас отправят на такую же плавбазу« Фёдор Видяев», которая из Севастополя пойдёт на« боевую», будут решать. Сверху спустят приказ.

Мне осталось переоформить продовольственный и вещевой аттестаты и всё это завтра с утра тащить на « Гаджиев». И пока лучше начальству на глаза не показываться. Этого можно было не говорить, кому-то ещё показываться мне уже не хотелось совсем. Но посмотреть-то, что за корабль, желание было.

Нашёл своего однокашника, Димку. По свойскому-училищному он известен как Димон. Посидели, поговорили,« обтёрли» свои впечатления. Его, как и меня, таким же манером отозвали в Североморск с базы лодок в п. Гаджиево и засунули на одноимённую плавбазу. О том, что его не без моей помощи теперь могут сосватать на« Видяев», ему известно. Он холостяк и, по большому счету, ему всё равно. Такая же плавбаза, приписана к той же эскадре подводных лодок.

Кстати, на Северном флоте есть и база в п. Видяево. Могли бы на« Видяев» дёрнуть кого-нибудь оттуда. Ведь нет, прихватили меня, и из Гремихи.

На следующий день представился командиру. Уже ожидал услышатьчего-нибудь плохое, но ничего, дал напутствие и послал к командиру БЧ-5, а того на борту не оказалось, успел уехать в отпуск на несколько дней. Получил ключи от каюты моториста, нашёл кое-какую документацию, стал изучать корабль. Сразу вспомнил слова североморского кадровика.« Современный надводный корабль» был 1957 года постройки. Мой ровесник. Но он родился железным сразу, и уже постарел. Мне же только предстоит стать железным, и уже потом предстоит стареть.

Решение по срочному кадровому вопросу тянулось неделю. Я уже был не прочь остаться и мотористом. Прикинул и понял, что это менее хлопотно, чем трюмно-котельная группа. Сдал уже один зачёт на допуск к самостоятельному управлению группой, вовсю командовал моряками, особенно на всецело доверяемых молодым летёхам хозработах и строевых занятиях. И тут пришёл приказ, по которому моего одноклассника и ныне одноэкипажника перевели на« Видяев», а меня назначили командиромтрюмно-котельной группы« Гаджиева».

Казалось бы, всё. Финита ля трагикомедия. Ан нет. Через пять дней меня вызывает командир корабля. Мне даётся три дня, один на отправку жены, потом – сдача дел и оформление документов. Буду откомандирован на ПБПЛ« Фёдор Видяев» на время боевой службы. Почему такой зигзаг, ему неведомо, а приказ надо выполнять.

Нельзя сказать, чтобы это меня обрадовало. Но и не убило. Уже прибавилось железа. Приказы не обсуждают, но права качать можно. Заявляю, что готов ехать, но жене уезжать некуда. Предоставьте ей место проживания, или пойду на приём к начальнику политотдела.

Кэп подключает замполита корабля, тот связывается с замполитом бригады. Сроки поджимают и меня не ведут« под шпицрутены» по этапу, а собирают консилиум: командование бригады, включая бригадного флагмеха, начальник отдела кадров, мой командир и замполит. Всех заколебала эта проблема. Само собой выходит, и я всех заколебал. Столько вознииз-за какого-то лейтенанта.

Меня удалили и о чём говорилось, конечно, неведомо. Уже напечатан, но ещё не подписан приказ, вместе с ним лежат командировочное и аттестаты. Сижу на корабле и жду отцов-командиров. В голове только одна дума: как и что жене говорить? Ведь как в воду глядел полковник Комиссаров:« Как собачку будешь пинать»…

Вызывают наверх. Кэп навстречу хитро щурится и ехидненько так бросает:

А я думал, щас нажрётся и в школу не пойдёт… Так, на сей момент никуда не едешь. Что завтра будет, поглядим… Да всё нормально, расслабься, студент… Но завтра на службу – как штык! Понял?

А что понял? Я тогда ничего не понял… И супружнице ничего на этот раз не сказал. Проехали – и ладно!

Уже два года спустя я узнал историю этого последнего кульбита с отправкой меня в Севастополь. Узнал, когда служил на« Фёдоре Видяеве», который точно так же уходил из Севастополя на боевую службу. На этот раз была проведена обратная« рокировка»: меня перевели на место Димки, а его отправили на« Магомед Гаджиев». От судьбы, однако, не уйдёшь.

Так вот, прибывший тогда на« Видяев» Димон сразу не понравился командиру БЧ-5 и тот умело воспользовался щепетильностью командира в подборе офицеров и обстановкой. Корабль как раз проходил проверки штабом Черноморского флота. Прибывший лейтенант был беспартийный, характеризовался по учёбе в училище не блестяще, а впереди ответственные задачи боевой службы в плотном кольце супостатов. Зачёты на самостоятельное управление группой, на дежурство и несение вахты не сданы. Подняли бучу и запросили замену.

Единственным кандидатом на рокировку был я. Партийный, без взысканий, по училищу наполовину отличник.

Кэп на собранном в мою честь консилиуме представил контраргументы. Партийный, но служить не хочет, прячется за супругой, которую специально привёз с животом. Без взысканий, но уже можно его ими обвешать как ёлочку за систематически возникающее поползновение жить хорошо. Зачёт сдал, но на управление не трюмно-котельной, а моторной группой, ну и с ходовой вахтой — тоже никак, корабль требует ремонта и от причала не отходит.

Продолжение следует

Корабль тоже надо готовить к походу. Уходим в Росту. Роста уже к 60-м годам прошлого века стала частью Мурманска, хотя ее по старой памяти еще долго называли посёлком. Поселок образовался в 30-х годах 20-го столетия близ судоремонтных мастерских, основаных полярником Папаниным для ремонта судов Севморпути, и в последствии ставших 35-м судоремонтным заводом. К 60-м годам 20-го века, завод стал уже достаточно крупным предприятием и "оброс" по периметру множеством вспомогательных производств и других предприятий, одним из которых стала база атомных ледоколов Севморпути, существующая и поныне.
Там корабль ставят в док, откачивают воду, и красивая громадина опять обнажает свою подводную часть. Ремонтные работы предполагают покраску и ремонт оборудования. Лучше бы не вставали. Мне показалось, что после ремонта корабль покрасили, а механизмы – клапана системы погружения-всплытия и топливной системы стали хуже. По крайней мере, до ремонта я не замечал течи топлива из уплотнений топливных клапанов, а после ремонта уплотнения так текли, что приходилось на каждый клапан привязывать целлофановый мешок, и каждое утро сливать просочившееся топливо в магистраль главного осушительного насоса.

На ремонте в Росте, правда, мы стояли в сухом доке.
Лодка 651 проекта пришвартована первым корпусом левым бортом.

Жили сначала на плавбазе «Фёдор Видяев». Огромный корабль, когда его строили, не знаю, но знаю, что бачки с кипяченой водой там были медные. На меня ужасное впечатление произвёл Ведяевский туалет, по-морскому – гальюн. В нём не было перегородок, а толчков было в ряд штук сто. Стройными рядами они уходили в перспективу, казалось, к горизонту. Было впечатление, что на эти толчки может сразу усесться вся команда, не только экипажи живущих на Ведяеве лодок, а и экипаж самого Ведяева. Грязь, крысы – отличительная черта этого корабля. Во время авральной приборки нашли кладовку с дохлыми крысами, запах жуткий. Вычистили, выдраили хотя бы свой отсек. Я спал на втором ярусе. Ночью я проснулся от того, что кто-то на меня смотрел. Я открыл глаза. На трубопроводе, который проходил над моей койкой, прямо надо мной, на уровне груди на трубе сидела крыса. Она сидела на задних лапах, передние поджала к себе. Длинный розовый хвост свисал почти до одеяла. Смотрела она пристально и внимательно. Мелькнула мысль: «Сейчас укусит за нос». Я медленно и осторожно натянул на лицо простыню пододеяльника, держа её навесу. «Если прыгнет, я её сброшу простынёй на палубу», - решил я. Через пару секунд по трубе послышались быстрые шаги удаляющейся крысы. «Передумала кусаться», - с облегчением подумал я. Крысы питались камбузными отходами и были сыты, откормлены и поэтому не агрессивны. Не было ни одного случая, чтобы кого-то покусала крыса.
Лодка в доке, старпому можно уйти в отпуск. Капитан второго ранга Куркин – лихой подводник. В парадной форме прощается с офицерами и матросами по случаю убытия в отпуск. Старпом у нас был человеком не ординарным. Это был офицер, как нам казалось, в годах (хотя военные выходят на пенсию в сорок пять лет). Он был не высок, крепок сложением, даже чуть полноват, стиль его поведения был мягко говоря грубоват. Ему ничего не стоило наорать на матроса. Например, матросу надо идти в увольнение. Он идёт в каюту старпома: «Товарищ капитан второго ранга, прошу подписать увольнительную в город». Старпом долго читает увольнительную, расписывается, достаёт из сейфа печать в пенале, открывает пенал. Вдруг вспоминает: «Мне надо в первый отдел». Печать убирается в пенал, пенал летит в сейф, сейф закрывается на ключ и старпом убывает в первый отдел. Матрос как дурак стоит и ждёт, когда он вернётся, а время увольнения идёт. Через какое-то время старпом возвращается: «ты чего здесь стоишь?», - спрашивает он матроса. «Печать на увольнительную», - «а давай», матрос получает долгожданную печать, можно идти в увольнение.
«Товарищ капитан второго ранга! Вы забыли подписать документы», - докладывает вахтенный – дежурный по низам. Старпом ставит чемодан на палубу и бегом по трапу - подписывать документы. Ну, наконец, всё. Провожаем старпома до КПП. Проходная завода - грозный пост. На нём служат вольнонаёмные северные женщины. Они отличаются тем, что чётко несут свою службу. Например, видит, наш советский матрос лезет через забор, – возвращается из самоволки. Нет, чтобы отвернуться, не заметить. Наоборот: «Стой! Кто идёт!» Да ещё и стрельнуть может. Старпом проходит мимо часовой. «Откройте чемодан», - командует часовая. «Да я старший помощник командира с подводной лодки. Да я без пяти минут командир», - возмущается старпом. Делать нечего, чемодан открывается и из него выпадает огромный гаечный ключ, который ребята успели положить в тот момент, когда старпом бегал подписывать документы. Скандал удалось быстро уладить и старпом, слава Господу, на самолёт не опоздал.
Команда участвует в ремонте корабля. Ей поручены малярные работы. Грунтуем суриком с этинолью. Этиноль - это синтетическая олифа. Используется как основа для приготовления грунтов по металлу (тот же сурик разводят этинолью). Сурик бывает свинцовый, железный. Отличается по цвету. Получаются военно-морские грунтовки, которые не боятся солёной воды. Внешний корпус красят заводские. Для покрасочных работ корабль покрывают лесами. Сначала леса установили в корме, в районе рулевой группы, за винтами. Надо сказать, что вертикальный руль лодки - это сооружение метров пять на десять. Благодаря нему огромный корабль был очень лёгок в управлении. Такой огромный руль, конечно, управлялся гидравликой. Благодаря разгильдяйству, гидравлику, конечно, забыли отключить. В один не прекрасный момент, кто-то сел спиной к рычагу рулевого управления и почесался. Огромный руль снёс леса по обоим бортам, но повезло, был обеденный перерыв, и людей на лесах не было.

Подводная лодка 651 проекта в сухом доке. Контейнера подняты. Вдоль корпуса установлены леса.

«Старшину второй статьи Вольнова к командиру!», «Товарищ командир! Старшина второй статьи Вольнов по Вашему приказанию прибыл», - рапортую я. «Что творится в вашей команде? Посмотрите на крышки ракетных контейнеров!», - командир капитан второго ранга Склянин говорит тихо, но каждое слова доходит до последней извилины в мозгу. Я поднимаю глаза на открытые крышки ракетных контейнеров. Они покрашены этинолью - коричневые, по этиноли рыжим суриком написано «Миру – мир! Война – войне!». Контейнеры красили матросы БЧ-2 – мои подчинённые, а значит отвечать за их работу мне. «Какой мир? - Возмущается командир, - Как вы их воспитываете! Мы призваны для войны! Немедленно всё перекрасить, надписи содрать металлическими щётками». «Товарищ командир, людям по восемнадцать лет. Они уже взрослые. Как их воспитывать?» - осмелев, возражаю я. «Е…ать (Ругать, ругать и ещё раз ругать)», - произносит, конечно, не так интеллигентно, а на морском жаргоне командир.
Покраска балластных и топливных цистерн была поручена экипажу. Эта работа представляет собой технологическую операцию, которую могут проделывать только молодые и бесшабашные моряки, которые за свой корабль и «в огонь и в воду» и в цистерну. Цистерны главного балласта – это довольно большие помещения, в которые свободно помещается несколько человек, не мешая друг другу. Цистерны соединёны с внешним миром системой трубопроводов для подачи воздуха, для их продувки при всплытии корабля.
Уважаемый читатель, если это необходимо, попробую объяснить принцип погружения – всплытия лодки, так как на этом основан весь подводный флот. Цистерна – металлическая емкость, приваренная к прочному корпусу корабля снаружи. Она имеет клапана вентиляции вверху и кингстоны внизу. По команде «Срочное погружение», - автоматически, по команде из центрального поста, гидравликой открываются сначала кингстоны, затем клапана вентиляции и в цистерны поступает вода. Что происходит в это время с экипажем? По боевому расписанию за каждым клапаном закреплён матрос. Услышав эту команду, матрос должен смотреть на свой механизм открывания клапана (кингстона) и считать до шести, если после счёта «шесть» - гидравлический механизм открывания клапана (кингстона)не сработал, матрос должен открыть клапан вручную. Для этого имеется розмах. Розмах – накидной гаечный ключ, ручка которого метр при диаметре три сантиметра. Бывали случаи, когда матрос накидывал ключ на привод клапана, не досчитав до шести, это очень плохо. Можете себе представить, выше описанный металлический рычаг, взмывающий вверх или вниз, приведённый в действие гидравликой. Были случаи, когда при этом страдали матросы. Корабль погружается под силой собственной тяжести, погружению также способствует ход и горизонтальные рули погружения – всплытия. По команде «Срочное всплытие! Продуть балласт» клапана вентиляции закрыты. Воздух высокого давления подаётся в цистерны. Воздух, через открытые кингстоны вытесняет воду из цистерн. Уважаемый читатель, благодаря выше описанному, вы можете себе представить, как слаженно и чётко должна работать команда трюмных. Когда смотришь на них во время погружения – всплытия, дивишься, как быстро и ловко мелькают их руки по массе клапанов, похоже на игру пианиста, только каждую клавишу этого органа надо не нажать, а открутить и ли закрутить.

колонки продувания ЦГБ (цистерн главного баласта),в центральном посту подводной лодки.

При погружении, чтобы остановить инерцию погружения продувается ЦБП (цистерна быстрого погружения), она же "быстрая". Цистерны главного балласта остаются заполненными.
По боевому расписанию эту задачу должен был выполнять молодой матрос Демский. Он был физически слабоват, и каждый раз повисал на клапане, упирался ногами в подволок и орал: «Помогите», - помощники всегда находились.
Итак, покраска балластных цистерн. Цистеину надо было вычистить, содрать со стен старую отслоившуюся краску, для этого у нас были металлические щётки. Содранная краска, естественно, никуда не девалась, а в виде пыли и ошмётков витала в воздухе внутри цистерны. Чтобы не дышать этой гадостью и не задохнуться работали в противогазах с длинным хоботом, конец которого был, высунут из цистерны наружу. Содранную краску убирали с пола цистерны вёдрами, а остатки пылесосом. Матрос попадал в цистерну через специальный съёмный люк, который вскрывается только при ремонтных работах. Потом цистерну надо покрасить изнутри. Для этого даётся пневматический краскопульт, заправленный краской «Сурик морской». Матрос в цистерне машет краскопультом, из которого во все стороны распыляется сурик, красится всё вокруг, не исключая и себя. Покраска топливных цистерн хуже. С лампой «переноской» лезешь сквозь отверстия во внешних шпангоутах, не понимая, вылезешь ли назад. Правда, слава Господу, застрявших не было. Так как в топливных цистернах сохранялись ещё остатки топлива, в них работали тоже в противогазах.
Смешно было смотреть как из цистерн вылезают моряки в ватных телогрейках, таких же штанах и кирзовых сапогах, покрашенные в яркорыжий цвет. Собираются в кучки покурить и цветным строем бредут в раздевалку и душевую.
С заводскими мы почти не контачили, они делали свою работу, мы свою.
Правда, был один контакт. Надо было выточить на фрезерном станке деталь для нашей антенны. Я пошел в механический цех. «Ребята! Кто может на фрезерном станке выточить вот такую деталь?» «Серёга, - сказал старый рабочий, - третий станок во втором ряду». Я подошел к Серёге. Серёга оценил работу в пол-литра спирта. На том и порешили. Вечером работа была сделана, взаиморасчет произведен. На следующий день я решил навесить друга Серёгу. Я обошел цех, Серёги не было. Я подошел к одному из фрезеровщиков. «А Серега где?», - спросил я. «Серёга того», - по северному немногословно отмахнулся тот. Сердце ушло в пятки: «неужели плохой спирт, неужели Серёга отравился?» - билось в моём испуганном мозгу. Походив немного по цеху я, подошел к рабочему, работавшему рядом с Серёгой. «Что с Серёгой?», - робко спросил я с замиранием сердца. «Напился, дурак, да и улетел в колодец, - услышал я ответ, - Да чего ему сделается, живой, вытащили, только отлёживается сейчас», - добавил рабочий. От сердца отлегло. Больше в цеху я ничего не заказывал.
Наконец нас перевели с плавбазы в казармы. Это была стандартная войсковая часть с плацем для строевых занятий и занятий физкультурой. На завод мы ходили строем. Несли обычную армейскую службу. Как и всех, нас назначали в караул и в патруль по выходным дням. «Старшина второй статьи Вольнов». «Я». «Назначаетесь в патруль. Старший - старший лейтенант Бырдин, второй патрульный старшина второй статьи Ерохов». Нам достался участок, в котором находилась женская трудовая колония. Женщины отбывали свой срок не в тюрьме, а на поселениях. Жили в общежитии, строем на работу, строем с работы. Утренняя и вечерняя проверка. В остальном жили как гражданское население. Ходить нам по улице было холодно. Решили зайти погреться в их клуб, да и проверить, нет ли в клубе матросов, которым запрещалось посещать эти места. Зашли. Клуб - помещение стандартное: не то школьный актовый зал, не то школьный спортивный. Грохочет музыка. Воздух пропитан запахом одеколона и женского пота, он не прокурен, но не прозрачен. Женщины танцуют что-то вроде рок-ен-рола, твиста или шейка, впрочем, всё равно, лишь бы двигаться в такт музыке и при этом выплёскивать накопившуюся энергию. Крупная женщина с совсем короткой стрижкой отплясывает с элементами русского танца, на руках у неё худенькая маленькая женщина, руки и ноги свесились и дёргаются в такт музыке. Остальные - масса прыгающих, извивающихся женских тел, которые, видимо, очень хотят забыть себя на этом «празднике жизни». Хочется уйти. Уходим. Идём по тёмным улицам тридцать восьмого километра, так называется это место. Квартал очень неспокойный. Здесь живут семьи рыбаков, которые по много месяцев в море. Перед нарядом комендант нас инструктировал: «В том месяце. Пришел рыбак с моря, а у его жены моряк, из военных. Так рыбак выкинул его из окна, выбив им раму со стёклами. Бедняга упал с пятого этажа на крышу магазина, встроенного в дом. Разбился насмерть. Так что увидите моряка или офицера, немедленно задерживайте, документы и в комендатуру». Слава Господу, только один раз пришлось послужить патрулём в этих местах, но поверьте, этого хватило.
В экипаже в моей команде был молодой матрос Черняк. Неплохой парень. Мне понравилось, что он окончил радиотехническое училище. Разбирался в технике. И я часто ставил его на техобслуживание приборов, вместо строевых или хозяйственных работ. Часто Черняк просился поставить его на ремонт приборов в субботу. При посещении бани он предлагал постеречь обмундирование команды, пока все моются, и предпочитал мыться после. Но однажды меня вызвали в первый отдел. «Товарищ старшина, как у вас поставлена политвоспитательная работа?» «А в чём дело?» - недоумевая, спросил я. «Вы знаете, что среди вас есть баптист?» «Не знаю», - ответил я. «В том-то и дело, что вы плохо знаете своих подчинённых. Анализ переписки матроса Черняка показывает, что, но баптист».
Баптист так баптист. Я не очень понимал, в чём дело. Служит неплохо, а вероисповедание, наверно, это его дело. Влияние на остальных – это дело замполита. Хотя влиять на команду экипажа - дело очень трудное. Команда как-то узнала, возможно, от замполита, а может быть специально, о том, что матрос Черняк баптист. И началось. За обедом: «Черняк у нас баптист, ему мясную котлету нельзя. Кино про любовь, нет Черняку тоже нельзя». Надо сказать, что он стойко переносил отношение к нему команды.
Команда на лодке. Я дежурный старшина по береговой казарме. Всё спокойно. Вдруг звонок: «Товарищ старшина! Вас просят подойти на КПП». « В чем дело?» - спрашиваю я. «Да тут жена Черняка приехала». «Какая жена? В его личном деле нет ни какой жены». Я выхожу на КПП. В проходной стоит довольно миловидная девушка. «Товарищ старшина, я жена Черняка». «Какая жена? У него в личном деле нет упоминания ни о какой жене». «Мы женаты гражданским браком. У нас есть ребёночек. Я очень соскучилась, вот и приехала из Донецка». Что делать? Я нашел дежурного офицера по роте лейтенанта Орлова. «Товарищ лейтенант, надо выручать Черняка, к нему жена приехала». «Ладно, знаю я тут одну бабку, она сдаёт комнаты на ночь», - сказал Орлов. Пошли в город к бабке. Договорились. Жена Черняка ждёт на КПП. Дали ей адрес и велели ждать, как только команда придет с завода, сделаем Черняку увольнительную. За увольнительной я обратился к старпому: «Товарищ капитан второго ранга! К матросу Черняку жена приехала, надо бы увольнительную». «Нечего по бабам шляться! Подождёт воскресенья», - ответил старпом. Я к замполиту: «Товарищ капитан третьего ранга. К матросу Черняку жена приехала. Надо бы увольнительную». Замполит согласился, но предупредил, чтобы без опозданий в двенадцать ноль ноль был в казарме. Команда прибыла с завода, ужин. До ужина я подозвал Черняка, вручил ему увольнительную, разрешил не ходить на ужин, но предупредил, что увольнительная только до двенадцати. «Придешь в двенадцать, отметишься, а там посмотрим». Черняк быстро оделся и только его и видели. После ужина ко мне подошел Петя Бражник – матрос недюжинного роста и такой же силы. «Макс», - пробасил он. «А чего делала на проходной крановщица с заводского плавкрана?» «Да это жена Черняка» - ответил я. «Нет, Макс это точно крановщица с плавкрана, я точно знаю» - опять пробасил Петя. «Надо же! Провели!» - посетовал я. «А может у них любовь» - подумал я, «но всё же нехорошо, а ещё баптист». Ночью пять минут первого меня разбудил дежурный по команде лейтенант Орлов. «Макс! Черняк не вернулся из увольнения». Сорок пять секунд подъём. «Ерошка! Подъём – Черняк с увольнения не пришел». «Ваня – подъём!» Слава Господу, адрес мы знаем. Идём втроём. Находим бабкин дом. Дом старый. За дверью большая прихожая, тёмная и грязная. Из прихожей много дверей во много комнат. Мы знаем, за какой дверью Черняк. Открываем дверь нараспашку: «Подъём!» - перепуганные лица. Черняк всё понимает. Во избежание худшего он быстро, за сорок пять секунд, одевается. От бабкиного дома до части Черняк бежал, подгоняемый нашими пинками. Больше его жена на КПП не приходила. Позже перед автономкой, по причинам своего вероисповедания, он был списан с корабля. Устроился в политотдел дивизии и перевоспитался, чем очень гордился наш начальник политотдела.
Командир вызывает нас троих: меня, боцмана Мишу Колодий, Гену Ерохова. Командировка в Западную Лицу, на базу. На корабле кончился спирт. Мы сопровождаем сорокалитровую флягу. Пока она пуста, но на обратном пути будет полна и опечатана. Корабельный механик капитан третьего ранга Милокостов забыл дома тапочки. Город Заозерск – горд в котором жили семьи офицеров был расположен среди скал и сопок в десяти километрах от базы подводных лодок - «Западная Лица». Милокостов дал нам ключи от дома, объяснил, где лежат его тапочки, и просил их привезти. Прибыли в Заозёрск, флягу отнесли домой к механику и пошли оформлять документы.
По городу идут трое старшин, старослужащие, в парадной форме. Не успели среагировать, а навстречу комендант гарнизона майор Юнусов. «Документы!» - предъявляем документы, объясняем командировочное задание. «Почему во вторник не на политзанятиях? - спрашивает для проформы Юнусов, - Так. Соберёте по городу все окурки, доложите мне, я проверю, получите документы», - с этими словами Юнусов удалился в сторону комендатуры. Извечный вопрос – что делать? Слава Господу, к этому времени я уже был знаком с заместителем командующего по вооружению. Дело в том, что специалистов ракетчиков тогда было ещё мало и Я, Гена Ерохов и Ваня Смагин стреляли со всех кораблей, которые сдавали боевую задачу по стрельбе. Из квартиры механика удалось дозвониться до заместителя командующего по вооружению, рассказать о случившимся. Через час документы уже были у нас. Ещё одна проблема – не взяли с собой продовольственные аттестаты. На родной плавбазе, на родном камбузе не нашлось для нас еды. Но матрос, он на то и матрос, что у него безвыходных ситуаций не бывает. Нашлись рыболовные снасти, через час у нас было полведра пикши и несколько штук камбалы, чем не царская еда. Жарили рыбу дома у механика. У него нашлись и масло и мука. Я вспомнил как это делала мама, и мы знатно отужинали. На следующий день гарнизонный автобус уже вёз нас в Мурманск. Повезло, Юнусов автобус не провожал.
Слава Богу! Ремонт окончен. Команда на борту. Сухой док наполняется водой, открываются створки ворот. «Боевая тревога! Проходим узкость! Оба мотора малый назад». «Есть оба мотора малый назад». Я на своём боевом посту по команде «Проходим узкость». Я сижу на торце открытого люка из боевой рубки в прочный корпус корабля, передо мной любимые машинные телеграфы. Командир чётко отдаёт команды и я, именно я, передаю их машинными телеграфами мотористам или дизелистам, они же не видят, как движется корабль, они слепо выполняют волю командира, а проводником этой воли являюсь я. Надо быть предельно внимательным и точным. Моя судьба и судьба корабля сейчас едины. Вышли в открытое море «Отбой боевой тревоги». Командир с облегчением спускается с мостика по вертикальному трапу по люку центрального поста. Когда командир проходит сверху вниз мимо меня. Я поднимаюсь с люка и встаю по команде смирно. «Ну, чего стоишь, иди, отдыхай», - ворчит командир и спускается в центральный пост.

Главная » Лечение » Замполит не призвание, это диагноз. Обратный отсчёт. гл. V